Проданная деревня [сборник] - Борис Андреевич Можаев

лучшему весь уклад жизни народа”. Столыпин и продолжатель дела его А. В. Кривошеин “давали крестьянам все необходимое для нестесненного ведения хозяйства: ссуды долгосрочные… (под минимальные проценты – эти подчеркнутые слова А. Еремин умышленно убрал из моего текста), землю на вечное пользование, инвентарь на льготных условиях, стройматериалы…”»

Приведя эти «поправленные» им строки, Еремин сделал вот какое заключение: «Это, конечно, чисто субъективное мнение, основанное, скорее, на воспоминаниях о жизни родителей писателя; оно не подтверждается ни статистикой, ни прошлыми оценками многих буржуазно-либеральных ученых». К этим «буржуазно-либеральным» ученым мы еще вернемся.

Но при чем тут мои родители? Дед мой Иван Можаев был астраханским лоцманом, отец до революции тоже ходил на пароходах и шхунах, готовясь в лоцманы. Да и вырастал я в рязанском селе не только без деда, но и без отца. Дед умер еще в начале века, а отец мой был посажен в тюрьму в мае 1935 года НКВД, пошел, как говорят, «по линии врага народа», там в заключении он и погиб. А в 1990 году был «реабилитирован» с публикацией большого списка бывших «врагов народа» в пителинской районной газете. А было в том списке почти триста человек и все из одного района. Среди них и отец мой, и дядя – Максим Можаев… Я уж писал об этом «акте милосердия» в 1990 году в «Правде».

А серьезно исследовать жизнь при Столыпине я начал еще в начале пятидесятых годов, особенно в Южной Сибири (в теперешнем Казахстане), в Амурской области и на Дальнем Востоке, где освоение земель бурно шло при Столыпине. Причем променял я при этом (разумеется, добровольно) должность инженера-фортификатора, офицера флота на разъездного газетчика да на вольного писателя. Так-то вот…

Мой оппонент упрекает меня в том, что я не привожу статистику. Значит; он либо ослеп при чтении моих произведений, либо не читал их вовсе, а просто, походя, прилепил ярлык. Это ремесло у нас до сих пор в моде и хорошо отработано за многие годы – допреж всего сделать бумажную нашлепку на оппонента. В давние времена по таким нашлепкам даже судебные дела заводили. Но, увы! Времена меняются – начальство не то пошло, чтобы обращать внимание на всякие нашлепки, а народ все концы с концами сводит, и никак не удается ему совершить сие «устроение». Так что теперь никому дела нет до этих вралей. Но я приведу не столько для А. Еремина, сколько для читателей большую выписку о Столыпине и делах его из своей книги «Запах мяты и хлеб насущный», написанной и опубликованной давным-давно.

«Конечно же, большую роль сыграли в подъеме целины новоселы. Но и не только они. Исторические документы свидетельствуют о том, что подъем целины опирался и на народный опыт, на коренных жителей, коих было там многие миллионы, и русских, и казахов».

У «деревенщика» Ю. Черниченко в статье о целине «Яровой клин» написано: «Отправляясь добывать для страны хлеб, мы, целинники, первой ценностью великой степи считали ковыли, нераспаханные земли. В действительности же (лет через десять пришлось в этом убедиться) самым ценным были… люди. Их тут обитало на удивление много. Откуда они взялись? С 1906 по 1916 год сюда из западных губерний переселилось 3 078 882 человека. Доля закрепившихся была высокой: 82 на сотню».

И в конце прошлого века переселилось туда более миллиона. И в начале прошлого, и в конце позапрошлого века много ушло туда русского люда. Одни староверы заселили целые сибирские губернии, по площади равные иным европейским державам. И было распахано там, в Южной Сибири, в те поры тридцать миллионов десятин не за одно столетие. За несколько же лет целинной эпопеи было поднято в полтора раза больше. Да, это был великий подвиг народа нашего.

Но и о давнем прошлом негоже забывать нам, литераторам. Южная Сибирь была основательно обжита, и землица та обихожена русским людом. Об этом много написано и учеными, и писателями. Вспомним повести и очерки Новоселова о жизни в Прииртышье, особенно его чудное «Беловолье», опубликованное Горьким еще в 1917 году в «Летописи». А размашистые искрометные поэмы Павла Васильева?! А яростные романы Ивана Шухова? Разве все это не о жизни в тех местах? Четыре области только войска казацкого: оренбургского, уральского, сибирского, семиреченского… Да как можно говорить о том, что там все было в первозданной дикости каких-нибудь тридцать – тридцать пять лет назад? Жили там русские людишки и в те поры, и намного раньше жили. И литераторы туда хаживали. И первым пример показал, проложил туда дорожку не кто иной, как сам Пушкин. За ним Аксаков, Семенов-Тян-Шанский и многие другие.

Да простит мне Н. Назарбаев, что я «вторгаюсь» описанием своим в часть Казахстана, триста с лишним лет называвшейся Южной Сибирью и заселенной более чем на восемьдесят процентов русскими людишками, когда казахи жили с нами бок о бок, по-братски, или кочевали в предгорьях Тянь-Шаня. Кстати, не меньше половины так и остались по ту сторону хребта, то бишь в Китае. Но что-то я не слыхал, чтобы китайцы объявили эти бывшие свои кочевья Казахстаном. Наоборот, оттуда охотно отпускают казахов, желающих переселиться в Россию. Да, воистину русский Бог велик… Сколько народов принял он под крыло свое. Я не упрекаю казахов в том, что они свою страну называют Казахстаном. Но бесспорно и право русских жить там, на своей родине, и не надо злобиться друг на друга. Предки наши преподали нам серьезный урок многовекового братского единения: все люди – братья. И этого забывать нельзя. Тут надо сказать спасибо Назарбаеву, по инициативе которого Казахстан и Россия объединились в истинное, а не показное содружество – в единое пространство без границ, таможенных барьеров, что и было недавно зафиксировано в официальном документе.

Вон когда еще Пушкин писал, мечтая о том времени, «когда народы, распри позабыв, в единую семью соединятся». И грешно не видеть, что народы именно к этому стремятся. Одно объединение Европы о многом говорит.

«Это, конечно, чисто субъективное мнение» – слышатся мне слова нынешних «знатоков» истории. Мол, перепев буржуазно-либеральных ученых… Я сознательно подчеркиваю этот советский термин-ярлык. Тут, мол, и гадать нечего – ежели мы, советские мыслители, приклеим ярлык иному писателю или ученому – «буржуазно-либеральный», стало быть, и считаться с ним не стоит. Увы, старая как мир затея! Она мне уж давненько напоминала известную басню Крылова «Лев пестрых невзлюбил овец». Но этот лев сам хотел прослыть либералом и посему не стал давить раздражавших его глаза этих «пестрых овец», а приставил к ним пастухами волков. Ну а «что волки жадны –